До бухты Сазак вела проселочная дорога. По слухам и местным легендам, когда в бухте снимали фильм «Пляж» с Леонардо ди Каприо (реальные съемки были в Таиланде), то по ней из Адрасана для съемочной группы доставляли еду и прочий реквизит. С тех пор по склонам горы утекло немало воды, которая дорогу размыла и сделала ее почти непроходимой для машин. Но для пеших прогулок она подходила идеально и после набора высота на одном уровне огибала все заливы, бухты и неровности рельефа. Шли мы два часа через сосновый лес и несколько раз ошибались с заливами и прочими мелкими морскими водоемами, принимая ожидаемое за действительное. Когда вдали с высоты птичьего полета показалась настоящая бухта Сазак, то все сомнения рассеялись сами собой. Огромная голубая чаша без очевидного выхода в море, как истинный алмаз в королевской короне, затмевала все вокруг. На широком светлом берегу построек не было кроме двух палаток под деревьями, около которых за столом у дымящего самовара сидели два турка. Мы вежливо откланялись и пошли дальше к скалам, где можно было скрыться от посторонних глаз в тени раскидистой пинии. Удивительный песчаный пляж с прозрачной теплой водой и мелким дном манил лаской и негой. Тишина и покой, как щитом, окружали это маленькое царство морских нимф. Волна едва касалась берега и на горизонте не маячили навязчивые турецкие яхты, которые развозят туристов по побережью и встают на якорь у берега в живописных заливах. Вода приняла тело как бархат или шелк принимают острый нож портного.

Близилось время пить чай. С Костей мы пошли искать в окрестности пресную воду. Следуя за сухим руслом реки, куда вела натоптанная тропинка, мы наткнулись на бетонный колодец. Колодец был обустроен примитивной помпой, которая позволяла качать чистую воду из глубинных слоев земли. На самом верху у рычага в открытой чаше скапливалась вода, и вокруг этой влаги стоял угрожающий гул. Первый раз я видел таких громадных ос с желто красным брюхом. Их здесь были десятки. Они прильнули к единственному источнику влаги и отдавать свое богатство не собирались. Костя стал проявлять явное беспокойство, у меня внутри все сжалось. Такая оса своим жалом пробьет любую футболку. Но нам, как и этим живым существам, в жару нужна была вода. Представив, что я дерево и не несу никакой опасности, без резких движений я взял рычаг и стал медленно в одном ритме качать воду. Костя так же медленно протянул руку с чайником под тонкую струю воды. Казалось, что время замерло, пока мы наполняли чайник и несколько пластиковых бутылок, и спешно ретировались в кусты. Не знаю как Косте, но мне было очень не по себе от такого угрожающего соседства. Кроме воды для чая требовались еще и дрова. Бухта Сазак выглядела обжитой. В нескольких местах виднелись следы костровищ, и большинство деревьев у линии берега стояло без сухих сучьев. За дровами пришлось лезть в колючий кустарник. Не успели мы, наломав веток и приготовив растопку, поднести к ней спичку, как увидели, что от палатки, где турки пили чай, в нашу сторону бежит посланец и машет какой-то бумажкой. Турок был вполне миролюбив, но настойчив. В бумажке значилось, что бухта Сазак находится в частной собственности какой-то турфирмы и жечь костры на ее территории строжайше запрещено. Нам так же предписывалось покинуть бухту до 17.00, иначе плачет по нам тартар. Мы подчинились — в каждой стране свои порядки. У меня была мысль разжечь в кустах неприметный костер без дыма, чтобы вскипятить чайник, но под давлением Лены я эту идею оставил. Можно было бы обойтись и простой водой из колодца, но какой русский откажется от кружки горячего чая. Тем более сырая вода в чужой стране выглядела сомнительно. Нам нужен был чай – из принципа и упрямства, и ребята отправили меня на переговоры. Я прихватил чайник и, понурив голову, побрел с дипломатической миссией к туркам. Приняли меня они приветливо — сказался придворный этикет стамбульского султана. Я, в традициях русских купцов, предложил за кипяток несколько лир. Они с достоинством истинных янычар от скорого богатства отказались и согласились налить мне воду из самовара просто так. Туркам было откровенно скучно и, пока самовар закипал, мы развлекали друг друга разговорами — светской болтовней. Из нашей беседы на языке жестов и эмоциональной мимики я понял, что в следующем году здесь будут строить пятизвездочный многоэтажный отель. Инвесторы-капиталисты приплыли в Сазак на катере. Бухта им очень понравилась, и поэтому буржуины решили поставить шлагбаум и оставить этот заповедный уголок для себя и своих богатых друзей-клиентов.

День клонился к обеду и в бухту стали заплывать яхты и катера. Из спокойного удаленного уголка рая Сазак превратился в оживленный порт, прибежище праздности и развлечений. Яхты вставали на якорь у линии прибоя. С них в воду прыгали визжащие иностранные дети, в бухту полетели надувные круги и матрацы. Где-то заиграла музыка, на пляже, как грибы после дождя, выросли голые тела. Потянуло запахом еды и мир стал узнаваемым и привычным. Костя куда-то уплыл. На берегу остались грустить его одинокие шлепанцы. Я лежал на воде, посматривая одним глазом на наши скудные пожитки. Лена плескалась на мелководье у скал. В жизни наступил полдень. Но червячок энтузиазма не позволил мне вкусить покой и радость дня настоящего. Мне непременно захотелось вернуться в Адрасан на яхте и я отправился на разведку. На первой посудине мне отказали. На второй после непродолжительной дискуссии немецкие туристы оставили последнее слово за капитаном. Он воплотил его в осязаемую сумму денег и предупредил, что отплывают они через полчаса. Я взял тайм-аут и помчался за советом к Лене и Косте. Костя в это время, как один из правнуков Посейдона, вышел на берег из пены морской. Я всегда удивлялся, как он может так долго плавать, иногда больше часа не касаясь дна ногами. Лена изящно загорала на берегу. Мое предложение они встретили неохотно, почти в штыки. Лена сказала, что мы только пришли и зачем нам сейчас уже плыть назад в Адрасан. В ее словах был свой резон. Я слегка поворчал. Червячок энтузиазма еще немного погрыз мне душу, но потом смирился. В это время в бухту зашла помпезная яхта и пришвартовалась около нашего места на пляже. С нее на берег выскочила ватага (иного слова подобрать я не могу) сочных немецких туристок в теле и в возрасте. Они выстроились рядком на песке лицом к солнцу, и хитрый турок капитан стал мазать их из ведра черной грязью. Через несколько минут мы соседствовали с картинкой из ада. Черти пели песни, водили хоровод и распивали горячительные напитки. Костя проникся представлением и попросил меня сфотографировать его на фоне этой вакханалии.

Назад мы возвращались в сумерках. Два часа прогулки сквозь хвойный лес с целебным воздухом незаметно проскользнули в разговорах. Уже около Адрасана с высокого склона мы увидели в бухте яхту с чертями. На палубе играла громкая музыка, горели яркие огни и слышались возбужденные голоса – немецкие туристки плыли в отель из бухты Сазак. Чтобы лишний раз не тревожить нашего хозяина-цербера и не доводить его до внеочередного сердечного приступа, поужинать мы решили в уютном ресторане. Он был хорошим человеком, но как все бизнесмены на грани банкротства защищал свои инвестиции, а мы не хотели всухомятку есть продукты из его маркета. Еще вчера вечером во время поисков ночлега мы приметили одно спокойное место, где за столиками собирались прилично одетые турецкие пары. Меню не отличалось разнообразием, но предлагало настоящие турецкие блюда из мяса по доступной цене, чем мы, собственно, и прельстились. Лена взяла себе яичницу по-турецки. Костя остановился на пельменях, а я заказал комплексный ужин из чечевичного супа, сыра с травами, лавашем и котлетами из баранины.

Утром, следуя меткам Ликийской тропы, мы направили свои стопы в Чирали – самый лучший галечный пляж Средиземного моря (так нарекли его путеводители, и надо признать, что оказались они недалеки от правды). Первые два километра красно-белые метки вели нас по сонным улицам Адрасана, где жизнь только начинала шевелиться. Обслуживающий персонал поливал газоны и цветочные клумбы перед гостиницами, а из окон доносился мощный храп туристов, утомленных развлечениями и полуночной битвой с зеленым змием. Некоторые магазины уже распахнули свои двери для ранних покупателей. В них вкусно пахло горячим хлебом, а прилавки ломились под тяжестью южного рая — аппетитных фруктов, только что сорванных с ветки. Мы купили несколько бубликов с семенами кунжута, большую банку йогурта, а Лена поддалась еще на килограмм темно синего инжира. Теперь надо было найти удобное место под завтрак. На окраине Адрасана росли гранатовые и апельсиновые сады. Я даже и представить себе не мог, что спелые алые гранаты будут, как яблоки, в таком количестве расти на невысоких деревьях. Крупные плоды выглядели так обольстительно и вокруг было так спокойно, что Костя и я сорвали несколько штук себе в дорогу. В тени одинокой сосны среди садов и рядом с дачным домиком, у которого стоял кран с водой, мы устроили себе завтрак на траве.

Вода в Турции — драгоценность и эквивалент жизни, поэтому любой кран — источник бесценной влаги. Наученные жарким опытом первого перехода мы позаботились о достаточном запасе воды, но я подстраховался и после завтрака еще намочил себе под краном кепку против полуденной жары. Тропа свернула с дороги вдоль фруктовых садов, прошла между теплицами Адрасана и нырнула в узкую долину горного ручья. Края долины начали сужаться, мы прошли сквозь тоннель в скале и стали набирать высоту. Переход до пляжа Чирали не был столь симпатичен и пустынен, как наш путь через мыс Гелидония. Изредка мы выходили на дорогу, попадали на какие-то свалки мусора, но неуклонно поднимались вверх. С высоты в долине виднелись заплаты полей и домики поселков. Местность была густонаселенная и окультуренная руками человека. Через час мы столкнулись с первыми туристами, которые шли по тропе нам навстречу. По большим рюкзакам и майкам с надписями на русском языке сразу стало ясно, что это «наши». Две пары были из Крыма. Направлялись они в Адрасан, но заночевали по дороге на перевале, так как переход оказался для них сложным. Встреча была приятной и полезной. Они поделились с нами секретной информацией, где в развалинах древнегреческого Олимпоса можно добыть гранаты в заброшенных садах. Мы же посоветовали им остановиться в Адрасане у нашего вчерашнего хозяина – лучшего места под палатки у пляжа мы не знали.

На перевал мы поднялись уже к обеду. Около домика пастухов, сложенного из крупных грубо отесанных камней, сидели на завалинке два охотника и что-то пристально высматривали в распадке ближнего ручья. Один из них держал в руках ружье. Около домика стоял их трактор, а за домиком на небольшой площадке прямо в спальнике на открытом воздухе спал какой-то кореец. Чуть ниже у сосен расположилась еще одна группка туристов. Костя договорился с охотниками о костре и воде. Мы поставили на огонь чайник и огляделись. С перевала открывался отличный вид на горы Тавра. Настроение у нас было замечательное – теперь идти нам только вниз до самых Чиралов. Пока мы пили чай, к домику подошли два пожилых немца в белых спортивных костюмах для прогулок в тропиках. Они аккуратно расположились на поваленном бревне недалеко от нас. Было видно, что они очень устали и с опаской смотрят на турок-охотников и на нас. Они даже что-то проворчали о цивилизованном туризме и оборванцах с разбойниками. Я только улыбнулся. Мы собрались, попрощались с охотниками и пошли по тропе, которая делала последний рывок вверх перед спуском в Чирали. Не успели мы отойти и триста метров от домика, как в воздухе прозвучал одинокий выстрел. Мы переглянулись. Костя предположил, что это, видимо, кабаны донимают чужие посевы. Я же подумал о немцах. На тропе они нас так и не догнали.

Спускаться нам пришлось через настоящий колхидский лес. Густые заросли цеплялись за рюкзаки, кустарник царапал незащищенные руки. Колючки впивались в ноги, протыкая легкие штаны. В воздухе нарастала духота, солнце скрылось, и в небе несколько раз ударил гром. Мы шли в зеленом тоннеле из веток и листьев. Иногда он обрывался на месте маленьких локальных катастроф, где с деревьями, как со спичками, поиграла буря. Поваленные стволы складывались в злобный лабиринт, который хотел лишить нас рюкзаков и глаз, бил по ногам и заставлял иногда преклонять колени и ползти под бревнами на четвереньках. Лена с сочувствием отметила, что подниматься в таком зеленом кошмаре гораздо сложнее, чем идти вниз, и ей жаль туристов из Чиралов, которые идут в Адрасан. Костя сказал, что этот переход немного напоминает местность около Черного замка в Эссо на Камчатке. Колхидский лес вывел нас в глубокое ущелье с отвесными стенами. Мы встали на скальном уступе у края головокружительного провала. Перед нами, как волшебные замки, несли свою стражу вертикальные скалы. Многократным эхо они перебрасывались нашими голосами, как будто играли в мяч. Где-то внизу журчал ручей и лежали в руинах предместья древнего Олимпоса. Тропа серпантином поманила нас вниз и через какие-то кущи и каменные осыпи мы вылезли к античным постройкам. От приличного входа на территорию исторического объекта нас отделяло сухое русло, по которому тонкой серебристой струйкой текла вода. Остался последний рывок, и мы будем в поселке Чирали. Официальное посещение древнегреческого Олимпоса предполагало некую символическую плату за прикосновение к памятнику мировой культуры. Но воспитанный в простоте и сельской глуши я как-то не торопился расставаться с деньгами, и несознательно надеялся отыскать дырку в заборе, которая провела бы нас в обход контролеров. Мои спутники разделяли мои убеждения, и мы гордо прошествовали вдоль развалин до самого выхода к морю. Ручей из-за подземных источников вырос в настоящую преграду. Его течение замедлилось и сухое русло у самого пляжа превратилось в пруд, по которому плавали утки, а в глубине Костя заметил даже черепаху. Денег с нас никто не потребовал, и мы благополучно оказались на галечном пляже. Только я, в назидание о «недостойном» поведении, получил веткой по голове, когда полз последний десяток метров до моря через лесные дебри.