Пока мы готовили себе еду на газовой горелке и собирали вещи, к нашему стану подошел приветливый мужчина средних лет с интеллигентной овчаркой на поводке. Он вежливо поинтересовался, откуда мы и какие у нас планы. Пока мы говорили, собака аккуратно обнюхала наши пожитки и, видимо, осталась довольно. Вначале мы подумали, что мужчина хотел познакомиться поближе с такими выдающимися путешественниками, как мы с Костей. Мне даже пришла в голову гордая мысль, что наша слава летит впереди нас, и выглядим мы очень внушительно. Потом мы присмотрелись и сообразили, что этот же мужчина, который ничем особенно не отличался от нашего обычного российского дачника, знакомился со всеми приезжими и его овчарка также вежливо выясняла по запаху содержимое чужих палаток, рюкзаков и прочей поклажи. К отъезду из Эйн-Геди мы знали, что этот неприметный человек работает на службу безопасности и делает свою работу просто великолепно.

Но за разговорами нужно было не забывать и о деле. Мы снарядились водой и фотоаппаратами, и пошли в сторону фееричных гор, которые красной короной нависали над долиной Эйн-Геди с противоположной стороны от шоссе. Точнее горы не возвышались – это мы находились в глубокой котловине, на самом дне которой лежала жемчужина моря. Вершины гор были только краем огромного плато Иудейской пустыни, прочерченного изломами каньонов. Природный парк в Эйн-Геди охватывал два таких ручья-каньона, и центральный офис располагался у наиболее популярного из них – каньона Давида. По преданию именно здесь прятался библейский юноша Давид от Израильского царя Саула. У входных ворот, где располагались касса, кафе, магазин и приятная растительность, дающая живительную тень, стоял информационный щит с картой парка и маркировкой троп. Мы немного побродили вокруг, попытались взять языка, чтобы расспросить его поподробнее о порядке посещения, и неожиданно попали на сотрудников парка из России. Две женщины оказалась очень словоохотливы и через несколько минут мы знали все пароли, явки и источники питьевой воды, что в условиях пустыни не менее важно, чем информация о том, где зарыт древнеегипетский клад. Нам дали несколько полезных советов, попросили не кормить животных, так как за это полагается штраф. Бедняжки сами должны находить себе корм в трудных природных условиях. Борьба за выживание и Чарльз Дарвин были негласными авторитетами в израильских природных парках. Оказалось также, что самая трудная и интересная тропа требовала выхода за час до рассвета и пяти литров воды на человека. Нам несколько раз повторили про воду и сказали, что самоуверенных русских отсюда регулярно выносят, иногда вперед ногами, из-за теплового удара, когда они на поводу у бахвальства и в припадке лихости пьют вместо воды что-то другое или совсем не пьют. Люди мы впечатлительные. Не знаю, как Костя, но я живо представил себе траурный кортеж, выезжающий из ворот парка, и длинную колону печальных, недокормленных животных, идущих ему вслед. Проникшись глубиной момента, я поблагодарил сотрудниц парка и быстро побежал наполнить бутылку живительной влагой из под крана, благо, что у выхода на тропу ее разливали бесплатно всем желающим и в любых количествах.

Близился вечер и время ужина. Мы провели ревизию припасов и выявив недостачу, решили сходить в кибуцу Эйн-Геди. Место это было известно еще во времена библейские. Оазис всегда славился чистотой воды и финиками, которые здесь выращивали чуть ли не с римских времен. Сам кибуцу лежал на возвышенности и со всех сторон был огорожен колючей проволокой, наверное, от туристов-контрабандистов. Наши надежды на то, что в Израиле, как и в Турции, мы сможем в сельской местности брать плоды древесные из садов взаймы, развеялись подобно утренней дымке. В сельском хозяйстве израильтяне были более практичны и прагматичны, чем турки, и все подступы к садам были перекрыты высокими заборами от пыли и, я не удивлюсь, что даже простреливались пулеметами и контролировались снайперами. Поэтому все свежие овощи и фрукты приходилось покупать. Мы не жаловались и налегали на мандарины, так как в сезон цена на цитрусовые не кусалась отчаянно, а только нежно покусывала наш бюджет. Идти до кибуцу было около четырех километров. Начали мы бодро, но пролетающие машины, знойная пыль и подъем в гору несколько поубавили наш энтузиазм. Правда, миражи в пустыне бывают не только о воде, иногда они являются и в другом виде. Около нас остановилась маленькая машинка и две приятные женщины средних лет на чистейшем русском языке предложили нас подвезти. Мы сочли это милостью небес, быстро дали себя уговорить и сели на заднее сиденье. Завязалась легкая беседа. Часть о нас с Костей я опущу. Если вы читаете эти записки, то и так все о нас знаете. Женщины же приехали отдохнуть в оазис от городской суеты. Они были очень ухожены, просты и несклонны к палаткам и прочим радостям походной жизни. По их словам местный климат в ноябре, артезианская вода и близость Мертвого моря благоприятно сказываются на самочувствии, и в Эйн-Геди есть все условия для комфортного размещения. Нам рассказали, что трудолюбивые жители оазиса превратили кибуцу в настоящий ботанический сад под открытым небом и рекомендовали немного погулять по дорожкам после магазина. У въезда в поселение стояла контрольно пропускная система. Всех проезжающих осматривали цепко, но корректно. Женщины подвезли нас прямо к супермаркету и пожелали удачного путешествия. Эйн-Геди превзошел все наши ожидания. Мы гуляли по зеленым аллеям в мягком свете невысоких фонарей-плафонов. Вокруг росли экзотические деревья, усыпанные яркими цветами. Под каждым значимым растением стояла табличка с названием на латыни. Среди этого буйства флоры в самом сердце безжизненной пустыни был даже баобаб. Я никогда до этого баобабов не видел, так как с Мадагаскаром мои дороги еще не пересеклись, и впал от этого дерева, прославленного в песни Высоцкого, в легкий экстаз. Всюду в кибуцу царили чистота и порядок и чувствовались любовь и вкус к ландшафтному дизайну. Нас никто не тревожил, хотя мы и были чужаками.

В кемпинг мы возвращались уже в ночи. Огни Эйн-Геди остались позади и небо, не обремененное излишком искусственного освещения, надело великолепную диадему света естественного. Звезды украшали наш путь и мерцали тишиной и покоем. Мертвое море со стороны Иордании обозначала редкая цепь дальних фонарей. Горы слева от нас стояли мрачными великанами на фоне небесного свода. Пустыня замерла и прислушивалась к шепоту и дыханию вечности. В лагере журчал неясный ручеек вечерней беседы, горели два-три костра. Мы решили лечь спать пораньше, чтобы встать еще до рассвета и уйти на маршрут по каньону. Едва я растянулся на коврике и стал уходить в объятия сна, как раздался необычный шум. Загудели голоса плотной толпы людей, которая спускалась от шоссе прямо в кэмпинг. Вслед за голосами пришла музыка и возгласы «Аллах акбар». В лагере явно затевалось что-то провокационное. Музыка нарастала, вспыхнуло пламя огромного костра и вокруг него разгорелись пляски и закружились хороводы. Молодые голоса стали петь бравурные песни, хлопать в ладоши и, по всей видимости, готовились принести кого-то в жертву. Так мне почудилось спросонья. Я решил, что продам свою жизнь не дешево, раз судьба пришла ко мне в гости на берег Мертвого моря. В голове понеслись смутные образы каких-то бородатых немытых крестоносцев и лихих сарацин на горячих арабских скакунах. Костя в это время проявлял завидное спокойствие и с интересом наблюдал за вакханалией у костра. Костя всегда такой. Даже если у нашей палатки разверзнется пропасть, он будет невозмутимо пить чай и обязательно достанет фотоаппарат, чтобы после чая эту пропасть увековечить. Танцы продолжались и закончились массовым купанием в соляном растворе. Несмотря на эмоциональную возбужденность, молодежь никого не трогала и не задевала. Видимо, набор минералов в Мертвом море подействовал умиротворяющее. Все представление закончилось в течение часа и растаяло в пустыне как фантом. Нас опять обступил шелест пустыни и танец звезд.