Встречи с Иерусалимом

Иерусалим притягивает. Он окружен легендами и мифами и недаром на средневековых картах мира его ставили в центре мироздания. Иерусалим тревожит, и пульс религиозной жизни в нем не затухает ни на минуту. Паутина его улиц с крытыми галереями, крутыми лестницами и замкнутыми дворами завораживает вечным повторением крестного хода от Пилата на Голгофу, но передать свои впечатления в строчках об этом клочке земли на изрезанном теле пустыни бывает очень трудно. В Старом городе, уместившемся на площади в один квадратный километр, сосредоточено так много человеческого, что обойти дипломатично все эти интересы, претензии и страсти, не представляется возможным. Иерусалим — это застывший в камне сгусток самых отчаянных надежд и упований человечества в его бесконечном диалоге с Единым Богом. Любое явление или наблюдение в этом городе бьет по оголенным нервам чьих-нибудь верований или выстраданных убеждений. В Иерусалиме разговор с Богом никогда не завершается и его надрывная страстность и убежденная требовательность питается все новыми и новыми людскими волнами, которые несут на Землю Обетованную горящую энергию веры.

Первый раз мы увидели Иерусалим глубокой ночью. Гулкую тишину улиц изредка нарушали голоса поздних прохожих — еврейских мальчиков в традиционных одеждах. Камень мостовой, полированный тысячами ног, матово блестел в ровном свете редких фонарей. Было чисто, спокойно и непривычно безлюдно. Мы разместились на крыше отеля всего в ста пятидесяти метрах от Храма Гроба Господня. Достали спальные мешки и, когда через час пошел мелкий дождь, укрылись тентом от палатки В пять утра первые отблески красного света коснулись горизонта на востоке и на вершине минаретов раздался голос муэдзина, усиленный сквозь динамики. Это было первое молитвенное обращение к Богу. Город просыпался. Рассвет плавно рисовал панораму крыш и колоколен. Через полчаса после муэдзина ударили колокола сирийского монастыря и над городом покатился призывный звон, которому вторили другие церкви, а за ним в общий хор вплелись и башни минаретов. Вместе с лучами солнца воздух над Иерусалимом накаляли люди.

Пространство в городе поделено на несколько кварталов, которые невидимой границей отделяют одно мировосприятие от другого. Черта эта струится по улицам, отражается в архитектуре и проявляется во внезапном контрасте, когда ты покидаешь один мир и вступаешь в другой. В еврейском квартале чисто, люди держат себя несколько отстраненно от случайных прохожих, уличных ларьков почти нет, но цены в любом кафе в два раза выше, чем в арабском квартале за аналогичную еду. У арабов любой прохожий — это потенциальный покупатель и источник дохода. Здесь живут на улице и дом то место, где просто ночуют, а в кафе вместо студентов целыми днями за кальяном, кофе и настольными играми сидят взрослые мужчины. Приезжие — это кровь в теле Иерусалима, которая безостановочно циркулирует по сосудам-улицам. Атмосфера в городе наэлектризована надеждами паломников, чаяниями верующих, соперничеством религий и концентрацией на одном пятачке земли различных конфессий одного только христианства. Бывают в городе и свои инфаркты, когда толпы людей образуют затор из-за религиозного экстаза, и свой обмен веществ, когда деньги из карманов туристов питают местное население. Каждый клочок земли, любой дом и переулок в угоду осязаемым ощущениям и впечатлениям связаны с библейскими текстами и христианским преданием. Цитаты из Нового Завета здесь вдавлены в архитектуру и преломлены в камне. Во время прогулки мы были в темнице Христа, спустились к могилам родителей Девы Марии, нашли темницу Петра и место, где Пилат разговаривал с Иисусом, прежде чем отдать Его на распятие. Вера здесь смешана и взбита, как мука с закваской, с желанием что-то продать и собрать пожертвования, осчастливить людей кусочком Царство Небесного и сразу обратить его в звонкую монету.

Те, кто живут здесь постоянно, делают свой бизнес, пьют кофе, предлагают паломникам, туристам и любопытствующим особый иногда «чудотворный», но по большей части «благоговейный» товар. Их предки с таким же успехом продавали наивным крестоносцам те же сувениры и «мощи». Повседневная встреча с «небесным» наносит на сердце свой отпечаток. Даже в самые священные для христиан места люди ходят на работу, покрикивают на зазевавшихся паломников, обсуждают местные новости, интригуют и страдают стрессовой язвой желудка от происков конкурентов. Я никак не мог представить, что же чувствуют и какие мысли приходят в голову тем, кто каждое утро зажигает лампады в Гробе Господнем и руководит ежедневной уборкой Храма, или каждый день продает «святой» товар, получая утром новую партию из мастерской за углом.

Если посмотреть на Иерусалим из космоса и представить себя жителем Марса, далеким от странных верований землян, то по поведенческим привычкам можно выделить три городские банды. Очень ярко их скрытое соперничество проявляется в пятницу. После полудня заканчивается намаз в мечети Аль-Акса и сотни мусульман плечом к плечу устремляются в город. Это грозная сила. Улицы арабского квартала превращаются в людские лавины, сметающие любые препятствия на своем пути. Основной поток течет в сторону Дамаских ворот, где в эту минуту процветает торговля и кипит восточный базар. Только стихает порыв сынов ислама и на улицах наступает короткое затишье перед бурей, как в три часа пополудни открываются ворота францисканского монастыря и с не меньшим энтузиазмом на «путь скорби» стройными рядами выходят «верные» братья и сестры во Христе. С песнопениями и остановками по крестному пути Иисуса они финишируют во Храме Гроба Господня. Эта процессия вызывает неожиданный прилив чувств и религиозного оптимизма даже у сторонних наблюдателей. Мы с другом из любопытствующих ротозеев незаметно для себя превратились в убежденных паломников, маршировали по извилистым улицам Иерусалима и с восторгом распевали «Господи помилуй», доказывая двум другим городским бандам, что у христиан есть еще шанс на этой земле. Огромные ворота Храма Гроба Господня спокойно и возвышенно принимают всех, даже религиозных туристов на час. День близится к завершению, тени наползают на здания и с ними бурлящий ключ жизни перемещается к Западной Стене — последнему уцелевшему напоминанию об иудейском Храме. Люди в черных одеждах и широкополых ритуальных шляпах, которые чудом держатся на голове, гудят как растревоженный пчелиный улей перед огромными тесанными блоками. Это место — их историческая память, которая кристаллизуется в самосознание целого народа.

Следов русского пребывания в Иерусалиме немного, хотя в начале ХХ века их было значительно больше, о чем, например, свидетельствует надпись «Русская духовная миссия» на здании местной полиции. Подворье Александра Невского расположено в нескольких десятках метров от Храма Гроба Господня. За массивной дверью на входе посетителей встречают улыбчивые монашки в одеяниях сестер милосердия времен Первой мировой войны. Если Вы русский и православный, Вас пускают бесплатно. Остальные «нехристи» платят символический взнос в 5 израильских шекелей. Основная достопримечательность Подворья — Врата Судьбы, рядом с которыми за стеклом лежит верхняя часть Голгофы. До Революции ее купили у греков в Храме Гроба Господня на средства паломников и переместили в Подворье для сугубых молитв и пользования православными из России. Врата Судьбы упоминаются в Новом Завете как «игольное ухо», через которое верблюду будет легче пройти, чем богатому попасть в Царство Небесное. Если Вы сумеете через них пролезть, то шанс у Вас точно есть. Мы с другом протиснулись дважды про запас и на всякий случай. Атмосфера в Подворье очень возвышенная и простая. Рядом с иконами и памятными досками соседствуют археологические экспонаты и яркие зарисовки на тему «Крестного пути Господа». У скального навершия Голгофы постоянно читаются молитвы, а через ворота в стене изредка проходят люди. Есть здесь и домовая церковь, и царский кабинет с мебелью и портретами начала ХХ века. На стене кабинета висит подлинная картина Репина «Крестный путь» — говорят, что копия находится в Третьяковке. Я был в Подворье несколько раз — что-то притягивало в это место, наверное, спокойствие и тишина по контрасту с шумной и многоязычной улицей перед входом в Храм Гроба Господня.

Значение большинства наскальных надписей сводится к самому важному для автора смыслу: «Я здесь был». На двух столбах из мрамора, которые служат опорой для массивных деревянных ворот в Храм Гроба Господня, сохранилось множество выбитых крестов и гербовых щитов. Многие крестоносцы: рыцари и пешие воины, были безграмотны и в знак исполнения обетов и епитимьи оставляли символ своего присутствия прямо у входа в Царство Небесное. «Я был здесь» — этим настроение пропитан воздух в самом важном для христиан месте. Паломники, туристы, прохожие, любопытствующие и праздношатающиеся очарованы притягательной силой этих слов. Они волнуют и заставляют выстаивать длительные очереди к святыням, а некоторые, не удержавшись, в порыве «благостных» чувств, как крестоносцы, оставляют на колонах Храма надписи «Мы были здесь» иногда с полным упоминанием адреса и фамилий. Для паломников «Я был здесь» — личное свидетельство победы Христа над смертью. Для других оно смешано с чувством благоговения и близости к чему-то, что превышает все наши человеческие помыслы. Но в остатке, в разговорах, как пена дней, при упоминании Иерусалима останется «Я был в Храме Гроба Господня». А вот «у Кого был» и «Зачем» — наскальные рисунки об этом умалчивают.

Иерусалим без крыш не Иерусалим. Крыши четко отражают границы кварталов и географических ожиданий разных вер. У христиан они покатые и покрыты красной черепицей, как это принято на юге Европы, где бывают дожди и проблем с запасами воды не возникает. У арабов они плоские и используются для сбора редкой дождевой воды в специальные хранилища-цистерны. Иерусалим с высоты птичьего полета преобразуется. В устремлении к небу воздух пробивают пики колоколен и минаретов. Старый город сближается и в глаза бросаются очень необычные соседства, незаметные с земли. Существуют несколько точек, которые меняют перспективу и как магнитом тянут туристов. Первая из них — колокольня Лютеранской церкви. Подъем требует усилий, сердце разгоняется в груди и к обзорной площадке адреналин уже доводит наш ум до состояния восторга перед панорамой, которая предусмотрительно прячется за толстыми прутьями решетки подальше от соблазна полететь вниз на крыльях ангелов. Вдали на горе Елеонской блестят золотые купола православного монастыря Марии Магдалины. Сразу на ними возвышался золотой купол Аль-Аксы, куда из Мекки прибыл Мухаммед. Чуть правее виден купол самой большой синагоги в Старом городе. С другой стороны башни прямо под ногами, величественный и массивный, лежит Храм Гроба Господня, а за ним свечками стоят церкви франков-крестоносцев. Иногда храмы католиков в Иерусалиме напоминают мне рыцарей на коне с копьем-колокольней в руке. Второе место, куда пускают, но не всех — крыша Австрийского хостела, где традиционно селились немецкие пилигримы. Хостел чуть притоплен в складках рельефа и на его крыше все соседние здания обступают туристов как бастионы, и только сторона города Давида разворачивается для глаз лентой пространства, уходящего в марево Иудейской пустыни. Третья точка была на крыше нашего хостела, где мы каждое утро встречали рассвет, пили чай и смотрели на Иерусалим.

Комментарии (1)

RSS свернуть / развернуть
+
0
Денис, спасибо, что продолжаешь писать! Порадовалась за поездку, очень интересно было «взглянуть твоими глазами».
avatar

Ludmila

  • 31 марта 2014, 00:02

Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.