Толбачик – место непростое и почти необитаемое. Только в июле-августе территория вокруг вулкана оживает от паломничества десятков туристов, которые торопятся поставить галочку в личной книжке рекордов и протоптать персональную дорожку на черном вулканическом шлаке. Организованными группами и сплоченными самодеятельными командами летят они как мотыльки на пламя свечи к активному вулкану. В августе злые языки едко переименовывают Толбачик в «Толпачик», метко увековечивая суету и обилие разношерстных групп у его подножья. Попадаются здесь разные типажи и характеры. Мне лично приходилось вывозить с Толбачика незадачливые пары изголодавшихся туристов, купивших билет в один конец и прозябавших на подножном корме в базовом лагере. Выглядели они плохо и никак не могли понять, почему Камчатка так сильно отличается от других туристических уголков нашей необъятной родины, например, Подмосковья.

Мы выехали из Петропавловска рано утром и добрались до поворота на Толбачик только к вечеру. Сразу за переправой через реку Камчатка на земле стал виден налет серого пепельного шлака. Катастрофическое извержение вулкана десятки лет назад оставило после себя на ландшафте четкие следы и плохо рубцующиеся раны. К Толбачику вела дорога-одноколейка, прорезанная сквозь густой лес как шрам на теле человека от острого хирургического скальпеля. Ехать было неудобно. Вахтовку кидало на ухабах, а цепкие ветви деревьев с плотной августовской листвой хлестали машину по бокам. Туристы в пассажирском салоне медленно сходили с ума — от зеленого мельтешения за окном машины у них кружилась голова. В салоне было душно, но в приоткрытое окно тут же летели мелкие ветки и клочки листьев. Это был экологический ад, когда глаза ни на мгновение не могли зацепиться за что-нибудь устойчивое и понятное снаружи. Я ехал в кабине водителя и пытался угадать по свежим следам на земле, есть ли в базовом лагере под Плоским Толбачиком туристические группы. Ночевать в палатках на открытом плато не хотелось и упрямая надежда на место в бараке веселила мне сердце.

База луноходчиков «Ленинградка» в советское время, возможно, и гордилась своим местоположением на острие космической науки, но теперь, в эпоху прагматизма, обогащения и интернет-романтики, это был просто один двухэтажный барак, маленькая неказистая кухня и ветхий ангар-гараж, который превратили в столовую. Картина удручающая и очень напоминает кадры из современных российских фильмов о лагерях ГУЛАГА, но деваться от нее некуда – вокруг мертвая пустыня, и туристы вначале с неохотой, а потом и с радостью обрекают себя на вынужденное заключение. Рядом с базой есть единственный в округе родник с ледниковой водой, а барак через сутки после ночевки в палатках под сумрачным камчатским небом начинается казаться приятным гэстхаусом и даже уютным отелем в горах, потому что ветер и туман – главные герои пьесы под Толбачиком в августе. Ветер здесь державный владыка и абсолютный монарх. Его ярость способна творить мрачные чудеса, которые потом с горечью заносятся в список учиненного материального ущерба, а его милость открывает небо и освобождает путь на вершину Плоского Толбачика. Туман еще более коварен. Он налетает неожиданно и укрывает базовый лагерь плотным одеялом беспросветной мглы, в которой мир трехмерный с его «лево-право, вверх и вниз» сужается до мира линейного, где в движении царствует лишь одинокое направление. В белесом мареве глаза блуждают без единой точки опоры и можно плыть по нему, как улитка по стеблю травы, теряя в унылом ничто ориентацию в пространстве, а иногда и самого себе. Мне рассказывали поучительные истории, когда группа самодеятельных туристов три недели бродила по Ключевской группе вулканов в плотном тумане. Видимость во время их похода редко достигала ста метров, и все чудеса природы и грандиозные вулканические ландшафты остались за пределами их глаз, как будто они и не побывали на Камчатке.

За поворотом показалась Ленинградка и все мои надежды рухнули. В базовом лагере стояло не меньше 14-ти групп и все места в бараках, на кухнях и в палаточном лагере были заняты. Пока туристы удивленно наблюдали наш пункт назначения и осторожно ступали по шлаку земли обетованной, я выпрыгнул из машины и пошел отвоевывать нам место под солнцем. В туризме, как и в любой военной, шахматной или межличностной операции важны напор, уверенность и свободный угол, куда можно загнать жертву так, чтобы она пошла на уступки, но не потеряла лицо. Важнее всего для нас сейчас была кухня. Спать можно и на улице, а вот принимать пищу, общаться и согреваться лучше всего в закрытых помещениях. В бывшем ангаре, а теперь столовой, расположилась большая англо-говорящая группа, которую обслуживал целый штат поваров и помощников. Меня они встретили в штыки – не только страны воюют за колонии и ресурсы, но и простые смертные неохотно расстаются с нажитым непосильным трудом. Я сразу уверил поваров и гидов, что выгонять их из кухни никто не намерен, но напомнил, что неписанный кодекс профессионалов от туризма – своеобразный устав ООН на Камчатке, гласит: «На базе Ленинградка большую кухню могут делить между собой две или три группы, согласовав предварительно время завтрака и ужина». Они смутились, я надавил, заявив, что сам поступал так неоднократно и мы должны уважать и помогать друг другу. Потом я произнес пламенную речь перед иностранными туристами о демократии, гуманизме и Гарри Поттере и дело было решено – мы переехали в бывший ангар. Первый раунд остался за нами.

Утром за завтраком у нас осталась вкусная овсяная каша с курагой и мы решили угостить ей чехов, которые расположились на втором этаже барака. Самодеятельные туристы из Чехии жили на Ленинградке уже несколько дней и ждали благоприятной погоды для восхождения на Плоский Толбачик. Как обычно бывает в среде кочующих и диких туристов, запас продуктов у них был ограничен строгой раскладкой и очень скуден по составу и рациону. Нашей каше они обрадовались невероятно и через полчаса вернули вычищенный до блеска котел – свежий горный воздух и растущие молодые силы нагнали на них недюжий аппетит. От чехов я узнал диспозицию по лагерю – завтра американцы спускались вниз на большую землю и освобождали нижний этаж барака и столовую-ангар, еще несколько групп снимались послезавтра.

Первый день под Толбачиком начинался сонно и уныло. Погода утром предвещала все прелести экстремальных температур и высокой влажности и лучше было бы перебраться в барак, пока она не стала хуже. Мои туристы к этой идее относились скептически, но с пониманием – первая ночевка на горном плато поубавила их энтузиазм. До обеда я исполнял роль библейского патриарха и водил туристов по черной пустыне в густой дымке тумана. Из молочного марева нам навстречу тихо выплывали очертания загадочных зверей и птиц, застывших в потоках лавы. Туман глушил звуки речи и добавлял в пейзаж нотку инопланетного сюрреализма. После обеда погода резко поменялась. Задул стремительный ветер и, как карточные домики, уложил все палаточные лагеря на вулканический шлак, за исключением нашей многоместной палатки, которая уютно пристроилась за стеной двухэтажного барака. К этому времени американцы уже сбежали на вахтовке в солнечную долину реки Камчатка, а мои туристы быстро перебрались под надежную защиту деревянных стен – ночевать в бесформенных палатках на ветру никто не хотел. В бараке нашлась рабочая печка-буржуйка, и мы ее затопили остатками дров, которые собрали по лагерю. После первых порывов урагана я уговорил своих французских туристов переселиться на второй этаж к чехам – утренняя каша обернулась идеальным ключом, который открыл потайные уголки души и заставил чешских туристов потесниться и уступить моим французам ровно половину этажа. Многоместная палатка осталось пустой, но мы не торопились ее снимать, предчувствуя еще одну многоходовую комбинацию. Через полчаса я великодушно пустил в ее просторные хоромы иностранцев из соседней группы, палатки которых не устояли под ударами коварного ветра. В знак благодарности, они обещали освободить нам завтра маленькую кухню вне очереди. Хитроумная сделка состоялась и развлекла обе стороны.

Вечером на большой кухне мы сели играть в карты. На следующий день у нас планировалось восхождение на Плоский Толбачик и я хотел взять нашего повара с собой. Азарт как хитроумный вирус оплетает ум и делает его податливым на поспешные, сумасбродные выходки и театральные жесты. Соседней группе приглянулась наша бензиновая горелка. Она так быстро кипятила в стальном ведре воду, что заворожила женщину-руководителя наших соседей, и она предложила разыграть ее в карты. Мы не отказались – ставки были очень привлекательны, а противники импульсивны и молоды. Договорились, что в случае выигрыша повар соседней группы готовит для наших туристов ужин, а проигрыш влек за собой пленение чужаками нашей бензиновой горелки на целый день. Карты обманчивы и непостоянны, и при прочих равных условиях натиск и капля хитрости могут сломить их предательский нрав и решить исход игры. Игра в дурака интересна тактикой, ловкими комбинациями и куражом, когда противнику навязывают свою волю и лишают его инициативы, действуя решительно и задиристо. Пока оппонент, как рыба в сетке, трепыхается над ходами и неуверенно перетасовывает в руках растущую коллекцию карт, его раздевают как липку, тонко играя на струнах запальчивости, азарта и желания отыграться. После первого проигрыша наши соседи потребовали реванша и «продали» своих гидов, которые должны были принести нам из родника воды. За гидами последовали другие хозяйственные работы и девять проигранных в чистую партий. Женщина-руководитель кипятилась, рвала, метала и билась лбом в те же самые ворота, искренне не понимая причины своих неудач. Мы решили их не наказывать и отпустили с миром, простив все долги и потребовав только привезти дрова из ближайшего леса на общественные нужды и лагерный костер.

Дни под Толбачиком текли неторопливо. Погода нас не баловала, и сырой туман как цепной пес не мог оторваться от своей будки – нашего базового лагеря. Восхождение на Плоский Толбачик не состоялось из-за плохих погодных условий и мы коротали время в теплой маленькой кухне, которая досталась нам в наследство, или около лагерного костра, в котором дружно горел «карточный долг» — обещанные дрова.

Фотографии Sven Sturm