Одесса, как никакой другой город, может гордиться целой плеядой писателей, путешественников и общественных деятелей, которые увековечили город у Черного моря в романах, стихах, мемуарах и дорожных записках. Я не претендую на широкие обобщения, или какой-то новый взгляд на историю или культурные достопримечательности Одессы. Этот труд был сделан до меня многократно и поэтому с вопросами «Как пройти на Дерибасовскую?» надо обращаться к одесситам. Они вам ответят подробно и обстоятельно с наглядными примерами, эмоциональными жестами и характерным говором. Мой же рассказ будет о личных эмоциях и впечатлениях по пути на Дерибасовскую, когда я уже получил подробную, витиеватую инструкцию, выпил стакан чая и наконец-то увидел море. Искать в нем руководство к действию я не советую, но вот настроение перед поездкой, быть может.

Одесские улицы в историческом центре города не мыслимы без платанов. Их огромные кроны даже в самый жаркий день бросают на прохожих живительную тень. Солнечные лучи, рассеиваясь сквозь широкие листья, приобретают причудливые, почти осязаемые формы и пляшут на брусчатке тротуара и пыльных стенах домов. Гладкая кора приятна на ощупь и в ней чувствуется теплая энергия южного солнца, которую деревья впитали почти за сотню лет. На мой взгляд, платаны превращают проспекты в улицы, а безликие панельные многоэтажки в жилые дома. Они – след из эпохи дореволюционной, увековеченный на карте Одессы и ставший частью исторического городского пейзажа. Так, например, пирамидальные тополя – наследие советских курортов и аморфных дворцов культуры с пафосными лозунгами-плакатами о здоровом образе жизни или спайке рабочих и крестьян. Есть в этих гигантах, которые спасают одесситов от изнуряющей жары, что-то личное, знакомое и удивительно близкое, как родной двор из детства. Под платанами не пройдешь маршем с революционными песнями и не устроишь политинформацию о капитализме в Африке – засмеют и выглядеть сия затея будет не солидно. Они — деревья частной жизни, вечно ускользающей от пафоса толпы и «общего дела». Под платанами надо целоваться темной, знойной ночью, раскланиваться с соседями, интересоваться успехами детей, щелкать на скамейках семечки, играя в домино или шахматы, и неторопливо прогуливаться, осматривая городские достопримечательности.

Мне нравится в Одессе дождь и кошки. Дождь разбивает потоками воды из «небесной хляби» знойный дурман на улочках и в парках, а хмурое небо добавляет каплю трагичности в пейзаж у соборов и монументов. Одесса преображается, вытягивается ввысь и под налетом веселости открывается, вдруг, грустное и возвышенное лицо жизни, воплощенное в старой архитектуре и уюте невысоких патриархальных домов. Дождь сгоняет праздность и негу с улиц, как поливальная машина пыль и дрожащую листву с тротуаров и дорожек. Он налетает внезапно и сразу проникает холодом сквозь легкую одежду к телу, приводя туман мыслей и желаний в чувство. Под его бодрящим душем не помечтаешь о райских яблоках и сладкой жизни. В движениях появляется энергичность, и от одной арки до другой уже мчишься короткими перебежками, прибиваясь к стайкам смеющихся людей. Несколько минут ожидания и вот уже солнце пробивается сквозь тучи и влага на асфальте, скамейках и газонах высыхает прямо на глазах. Иногда дождь затягивается на целый день, прозрачно намекая жителям города, что пора бы взяться за ум, семью, телевизор и книгу — на улицах уныло и серо и самое время для домашних дел.

Кошки обитают около красного особняка, в котором обосновался художественный музей. Их, наверное, поставили в музее на довольствие и поручили охранять хранилища и подвалы особняка от мелких грызунов. Кошки — неотъемлемая часть ландшафта прибрежных городов. Они ютятся в переплетении крыш, чердаков, подвалов и выходов в катакомбы. Кошачьи бои и песни весной и летом так же привычны, как стрекот цикад, или звонкий смех и громкая перебранка где-нибудь внутри одесских двориков. Кошки бывают всех мастей и расцветок. Они лениво лежат в тени на каменных заборах, сидят на широких подоконниках, выглядывают из окон или прячутся от дождя на узких карнизах. Кошки заняты делом – они берегут город от приезжих, которые прибывают в гавань на многочисленных сухогрузах, и не позволяют жуткой история гриновского Крысолова повториться в Одессе.

Круизные лайнеры, как белые грациозные птицы, прибывают в морской порт Одессы и в город тянутся вереницы пожилых иностранцев. Они удивленно взирают на широкую Потемкинскую лестницу и разноцветные кварталы старых домов, которые выстроились полукругом на высоком холме. За спинами пассажиров на широком пирсе чувствуется ветер и свобода, но они, несколько стреножены высотным зданием современной гостиницы, которую не к месту возвели здесь несколько лет назад. Просторы и запах моря кружат голову рассказами из детства о бригантинах и отважных капитанах и искателях приключений. Южное море дарит надежду, как и мерцающие звезды в дальних странах. За пирсом к воде спускаются несколько причалов, где отдыхают парусные яхты. Среди них, правда, все больше моторных яхт-инфантилов, созданных для развлечения и роскоши, но дух романтики еще жив и слегка колышет флаги настоящих морских волков, прибывших в Одессу из стран по ту сторону океана. Вдоль причалов можно пройти пешком. Яхты, покачиваясь на волнах, приветствуют любопытствующих граждан и как бы говорят: «Ох, укачаю до зелени на лице». Чтобы там ни говорили романтики, но первая мысль, которая мне всегда приходит в голову, когда я вижу этот крен мачт и бортов даже при легком бризе, бывает о морской болезни. Наверное, эта банальная подробность обычно остается за кадром в рассказах о яхтах обогнувших, к примеру, мыс Горн. Поэтому я понимаю и поддерживаю пожилых иностранцев, которые предпочитают осматривать Одессу и другие приморские города с борта круизного лайнера — приятно, комфортно и не надо на ночь себя привязывать к штурвалу, чтобы не сбиться с курса.

Во время прогулок по старым улочкам мне постоянно бросались в глаза высокие деревянные двери с резьбой и пещеры-подъезды, где потолок еще хранил следы росписи. Представить что-либо подобное в наших советских домах невозможно. Однотипности и утилитарности не придавали такое значение в старой Одессе, которое они получили у нас. Каждый подъезд как старый друг или лицо на желтой фотокарточке, узнаваем и рождает чувства. Нет, я не призываю окружать себя сейчас прекрасным – традиции безнадежно утеряны в наш век потребления и практичности. Мы не в состоянии ценить приятные мелочи, как бы мы не уставляли полки и трюмо своих квартир милыми безделушками. Мы потеряли вкус к личному пространству, к приятным вещам, подменив его на пристрастие к комфорту и новым серийным моделям. Прогулки по старой Одессе иногда печальны. Они как прощание с ускользающим миром, который мы утратили навсегда.