Полоска воды за окном автобуса становилась шире и набирала размах, врезаясь узкими заливами и синей далью в горные долины Восточной Турции. Цепочки безлесных, красных гор сплетались в замысловатые узоры и радовали глаз перспективой и украшением из отвесных скал и каменных осыпей. Лучи заходящего солнца добавляли в цвета оттенок алого, а в пространство глубину и контраст. Вся равнина вокруг была без единого дерева, густо усыпанная полевыми цветами с четкими квадратами темной земли, которую использовали под пашню — Великая Армения еще с древних времен славилась плодородными почвами. Мы ехали по колыбели многих цивилизаций, но я никак не мог прогнать назойливую мысль — как далеко эти края расположены от Стамбула, от моря. Пестрая торговля, суета жизни и очарование новым возможны только в крупных городах. Близость моря делает мир теснее, связывает его невидимыми нитями морских путей. В горах же люди живут замкнутыми кланами, иногда не пересекаясь друг с другом годами. Два моих друга англичанина, которые целый год преподавали английский язык в местных школах, называли Восточную Турцию глухой провинцией. Тем не менее, это были библейские места, связанные с реками Тигр и Евфрат и ковчегом Ноя. Наш автобус стремительно летел по отличной асфальтовой дороге, а озеро Ван заполняло весь горизонт, напоминая настоящее море.

В свое время неприступные замки христианских князей густо тянулись к небу башнями и массивными стенами в горах Восточной Турции. Особенность эта была известна еще со времен крестовых походов и попытки монголов освободить от неверных Иерусалим. Христиане держались своих крепостей и отчаянно сопротивлялись мусульманской экспансии, помогая всем, кто мог бы хоть на время ослабить натиск на их свободу и земли. Одна из таких цитаделей находилась на берегу озера Ван. Была она обжита еще задолго до нашей эры, переходя из рук в руки как ценный приз, благодаря своему уникальному местоположению. Краткий период христианства стал только ярким эпизодом в ее тысячелетней истории. Мы миновали город Ван и остановились у высокого скального массива, который подобно грозному дракону возлежал на плоской равнине, возвышаясь на сотню метров над окрестными полями и гладью озера. Снизу на неприступной высоте, напоминая чешую и шипы ящера, были видны остатки оборонительных укреплений, ставшие уже частью рельефа и как будто вросшие в самую ткань земли. Стены, башни и камни, окрашенные в светлую цветовую гамму, несли на себе печать времени, которая сгладила различия культур и традиций и укутала скалу в пыль веков. Между стен и развалин вились паутины тропинок и по ним перемещались крошечные фигурки туристов. Дракон спал.

Прямо под скалой был разбит небольшой сквер с высокой оградой, охраной на входе, и рядами сувенирных магазинов и летних кафе. Тропинка вела наверх через типичный для Турции археологический пейзаж: опаленная солнцем до состояния огнеопасной соломы трава, слегка обтесанные руками древних мастеров глыбы, остатки кладки и отполированные до блеска тысячами ног камни на тропе. Скальный уступ доминировал над местностью и привлекал всех правителей иллюзией защищенности и неприступности. Его брали штурмом и измором. Стреляли в него из пушек и катапульт. Он переходил по наследству, или брачному контракту и знал разнообразие языческих культов, христианский крест и мусульманский полумесяц. В наши дни на месте древней урартской крепости и армянского замка туристы видят оборонительные укрепления турок. Гарнизон стоял здесь вплоть до XX века и оставил после себя классический мусульманский след: остатки мощных стен с типичными арками на конус и развалины минарета и мечети. Теперь над всей скалой, символом национальной гордости, возвышается алый турецкий флаг. Он ставит финальную точку в бесконечном ряду цивилизаций и завоевателей, которые строили долгие планы и пытались обосноваться ближе к небу и подальше от врагов.

Но для неискушенного взгляда история на этом месте сливалась в однообразную серую картинку и отступала назад под ярким впечатлением от природной красоты. С вершины скалы открывалась изумительная панорама на озеро Ван. Закатное солнце неуклонно тонуло в его синих водах, наполняя густыми красками ровные поля и селения под цитаделью. За нашими спинами на фоне гор раскинулись цветные крыши города Ван, а среди башен и отвесных стен носились стаи мелких птиц, которые звонким щебетом разбивали торжественную суровость крепости. Жизнь продолжалось и с высоты птичьего полета хотелось радоваться простору, а не думать о превратностях судьбы.

Озеро Ван местные жители называют морем. Огромной чашей оно охватывает небо и горы, и они тонут в бесконечных водах, истаивая за горизонтом как песчаные замки на берегу океана под ласковой рукой волны. Берега озера были заселены с глубокой древности, по нему ходили торговые корабли, но самые сокровенные тайны скрыты на немногочисленных островах. К одному из них нас повез маленький челночный катер в компании с турками и иностранцами. Мы теснились на корме. Турецкие мужчины сразу сели играть внутри каюты во что-то азартное, а турецкие женщины неодобрительно косились на открытые одежды наших туристов и что-то глухо бормотали себе под нос. Все они – жительницы Востока, не смотря на палящий зной, были закутаны в цветные юбки до пят и блузки с длинными рукавами. Молодые турчанки предпочитали джинсы и летние пальто темных цветов, которые слегка подчеркивали фигуру, а на головах носили светлые платки. На их фоне мы смотрелись вызывающе, как заморские гости в легких шелковых платьях при дворе московских царей в эпоху Домостроя. Катер тихо скользил по озеру, разрезая необычно светло-синюю водную гладь. Остров Ахтамар открывался постепенно. Из пятнышка на горизонте стали прорисовываться отвесные, каменные берега, деревья и купол храма. У берега чистая вода просматривалась на несколько метров в глубину, и стайки вытянутых рыб, похожих на селедку, держались ближе к поверхности в надежде получить какую-нибудь подачку-корм от людей. На причале тишину и покой озера Ван нарушали голоса и выкрики возбужденных туристов. Одна группа садилась на катер, другая сходила на берег, оглядываясь с любопытством и выстраиваясь людской змейкой у билетных касс.

От причала каменная кладка тропы, петляя сквозь выжженную на солнце траву, уводила вглубь острова мимо олив и других приземистых южных деревьев. Приглушенные звуки и красота места сразу настраивали на серьезный лад, цепляя какие-то невидимые струны в душе. От древнего города и резиденции армянского патриарха осталась только грубая кладка домов, высокий строгий храм, и кладбище с редкими надгробными камнями. Могилы почти утонули среди деревьев, и шелест опавшей листвы походил на шепот истории – мягкий и печальный. Память об усопших давно стерлась из памяти людей, и кладбище не пугало и не тревожило, как это бывает при личной встрече с тем, кого ты знал и кто уже далече. Коричневые со светлыми прожилками надгробные камни с простыми линиями крестов нагревались на солнце и были только символами, связующими далекие эпохи единой верой во Христа.

Пряные запахи Ахтамара слегка кружили голову. Для меня Восток неразрывно связан с ароматом южных растений. Он дополняет касание руками и остается где-то в уголках памяти тревожной и узнаваемой нотой. Я щупал листву, присматривался к оливковым деревьям, дышал полной грудью и старался погасить бег мыслей. Остров занимал большую территорию и жил своими тайнами, а мы были только перелетными птицами – взмах крыла и потоки воздуха смывают память и печаль. За скалами и пожухлой травой я пытался угадать следы цивилизации. Мне казалось, что сотни веков назад монахи возделывали здесь фруктовые сады, строили уютные дома, уединенные кельи и небольшие часовни. Возможно, среди скал бил тонкой струйкой даже свой источник пресной воды, и тогда Ахтамар обретал независимость, как маленький островок неба на земле. Водная гладь озера лучше любых стен защищала его от неприятеля и непрошеных гостей, а церковный уклад отбивал охоту к суетной мирской жизни. Может быть, здесь веками плели церковные интриги, или боролись с искушениями власти и гордыни. Надгробные камни молчали, а единственный уцелевший храм потемнел от ветра и стал похож на изможденного старика, утратившего память и вкус к жизни. Стены храма как страницы ветхой книги еще пытались донести до потомков искорки истины через вязь барельефов на узнаваемые библейские сюжеты, а внутри вытянутые лица святых с характерными кавказскими чертами смотрели тихо и отрешенно. Но жизнь замерла и угасла. Чаша весов качнулась в сторону полумесяца, а ему христианский крест был чужд и оберегался только из вежливости и политкорректности, как музейный экспонат.

Я пошел по дорожкам вниз. Откуда-то издалека за пеленой деревьев раздавались звонкие крики детей. Группа юношей-спортсменов скинула с себя одежды и энергично купалась в озере. Их подтянутые фигуры четко просматривались сквозь прозрачную воду. Казалось, что из глубины идет свет, и тела скользят по небу, изящные и свободные, как наскальные рисунки древних людей. Я собрался последовать их примеру, но постыдился, а потом пожалел. В результате, вместо освежающего купания я оказался в солидной компании туристов из Австралии, которые невозмутимо пили чай в кафе и обсуждали византийскую историю. Наш визит на остров Ахтамар подходил к концу. От блистательного прошлого остался только приглушенный след и шелест оливковых деревьев — природа поглотила творения рук человеческих, оставляя в обмен только небо, воду и солнце. Уже на катере я вновь укорил себя: надо было окунуться в воды озера Ван!