Наверное, у жителей гор страх морской стихии заложен с детства. Я стоял на скалистом берегу Херсонеса и смотрел, как волны неторопливо лижут острые камни внизу. Когда-то греческий город занимал большую часть полуострова и раскинулся на значительное расстояние. Удобная гавань, климат, схожий с родной Элладой, и прямой путь в Византий — Константинополь по морю крепко связывали провинцию с метрополией. Новости из столицы долетали до Херсонеса меньше, чем за неделю. Для древнего мира это был небольшой срок. Теперь бурьян и земля скрыли городские кварталы, статуи героев и знатных жителей, стоявшие когда-то вдоль улиц, канули в ничто и только глубокие ямы для рыбы и кладка водопровода чуть-чуть намекают нам на предприимчивость горожан и размах хозяйственной деятельности и торговли. Неизменным осталось только море и оно, как и прежде во времена скифов и греческих колонистов, вызывает у пришельцев с больших равнин и высоких гор священный трепет.


В жизни города море играло важную роль. Пограничная стихия, переменчивая в разные времена года, она будоражила мысль, волновала чувства и говорила о вечности. Глубокое море всегда остается чистым и синим. Волны не поднимают со дна песок, и вода приобретает удивительный оттенок, как складки благородной ткани, окрашенной лазурью. Скалы и изрезанные водой бухты отгоняют мысли о шумном, пляжном отдыхе и из большого бассейна возвращают морю первоначальный смысл безграничной стихии. Стоит только оттолкнуться от берега и морская вода стирает бег времени — среди легких волн и солнца нет прошлого и будущего.


Вдоль моря прогуливались свободные граждане Херсонеса, на его берегах искали уединения и строили планы. Мы не можем себе представить, как выглядел древний город. Остовы зданий похожи только на скелеты, из которых улетучились все краски жизни. Так, наверное, в послевоенный период среди разрушенных после бомбежек городов трудно было увидеть изначальную красоту и великолепие улиц, площадей и скверов. Каменная кладка не скажет нам о высоте и мозаике храмов, и мы невольно станем принижать умения и навыки древних мастеров. Увы, таково свойство памяти – недооценивать прошлое и сводить все на технический прогресс. Последний к самой жизни имеет малое отношение — самолеты или глянцевые цифровые камеры в руках не делают людей умнее, хотя мы и уверены в обратном.


Экспонаты музея, даже если сильно напрягать воображение, также не прольют свет на повседневную жизнь в Херсонесе. Украшения утратили свой блеск, а от посуды остались одни осколки и черепки. Десять тысяч жителей, десятки храмов и свой архиепископ ушли в небытие. Севастополь своими панельными домами скрыл от нас виллы богатых жителей города, мощенные булыжником дороги, сады, поля и огороды, которые когда-то лежали за крепостными стенами. Древний пейзаж был не менее окультурен, чем современный город, но для нас древний Херсонес – только тот маленький пятачок, который сумели откопать археологи. Наша мысль накрепко связана с высокими зданиями. Святая София и храм святой Ирины в Стамбуле придают Византийской империи масштабность. Высота как рвущаяся в небо мысль, как избыток чувств, летящий к куполу собора, завораживает и заставляет нас видеть прошлое. Плоский фундамент и необработанный камень дают волю нашим домыслам и повседневному воображению, которое не в состоянии подняться над настоящим и заглянуть в глубину веков. В Херсонесе море плавно перетекает в город, камни домов почти неотличимы от скал и в этой размытости пейзажа острота переживаний и чувств, которые делали из древних жителей граждан полиса, уже канула в лету, и им на смену пришел культурный отдых.